Дын- дырын-дырын-дын-дын! — надрывается будильник. На самом деле он звонит не для меня (какое мне дело до дурацких звонков в полседьмого утра!), а для Юты. Это сигнал. Можно спрыгивать с дивана и бежать к маме. Целовать ручку, нежно тереться носиком о щечку…
— Ютик, хватит меня мусолить, — шепчу я и потихоньку просыпаюсь.
Майка, штаны, джемпер, ботинки, куртка, взгляд в зеркало, «ну и рожа у тебя, шарапов», капюшон надвинем посильнее – вот и незаметно…
— Ютка, а ты почему на улицу неодетая собралась? Разве так приличные девочки ходят? Срочно надеваем поводок!
Ютка радостно повизгивает, но не прыгает – боится расплескать то, что копилось в ней в течение долгой ночи.
Она бегает по двору, изучая запахи других собак с такой серьезностью, с какой я диплом не защищала. От некоторых меток отшатывается с величайшим почтением: «Ох, извините, Барбос Шарикович, я тут случайно прошла… Знаю, знаю, это ваша территория, я ничуть на нее не претендую. Вот, мама тут моя стоит рядышком»… Бросает взгляд на меня: «Если что, ты на подмогу придешь, да ведь?» Другие запахи Ютка исследует мимоходом: «А, это тот, пятнистый тут пробегал», третьи презрительно закапывает задними лапами. На лице ее (нет, все-таки морде) выражается вся гамма чувств коренной жительницы двора: «Ходють тут всякие!» Пока Юта еще маленькая, ей всего пять месяцев, и вступать в спор за территорию она не решается. Но ближе к весне, судя по всему, кое-где в нашем дворе будут появляться и ее метки.
Юта — французский бульдог. Почему-то считается, что французы слюнявые. Вовсе нет. Вполне приличные собачки.
Она появилась у нас «под напором». Я вообще склонна всю жизнь размышлять о том, какая из двух кофточек лучше – синяя или красная и в результате не купить ни одной. Потому что покупка – это приговор. Конец. А мне нравится сам процесс выбора. Обсуждение, обдумывание, взвешивание всех «за» и «против». И когда мы с мужем заговорили о том, что неплохо было бы завести собаку, я с азартом включилась в любимую игру «а давайте сравним левретку с водолазом». Муж, будучи человеком здравомыслящим и не склонным к многовековой рефлексии, воспринимал наши разговоры как руководство к действию. Так что когда мы оказались летом на птичьем рынке и увидели пятерых французских щенят, он неожиданно для меня на полном серьезе воскликнул:
— Давай возьмем вот эту, с коровьим окрасом!
«С коровьим окрасом» (на белом фоне огромные черные пятна) мирно дремала в коробке. Передние лапы были вытянуты вперед, задние – назад.
— Как возьмем? – я аж опешила.
— Ну, ты же говорила, что хочешь собаку-девочку. Смотри – девочка? Девочка. От хозяев, а не от перекупщиков? Да (хозяйка Юля жарко закивала головой: я хозяйка, хозяйка! Вот и телефон свой дам, чтоб звонили, если что). Деньги с собой? С собой.
Препирались мы долго. Точнее, я долго терзалась, то соглашаясь, то отказываясь… В общем, Юта стала нашей.
Сначала ее было просто жалко. Она скулила, отказывалась есть и дула на линолеум (ковер пришлось убрать) такие кукольные лужицы, что они не могли вызвать ничего, кроме умиления. Но спустя пару дней девочка освоилась, а я поняла, что попала. Попала в сети собственной любви к собаченьке. Такую острую нежность я испытывала разве что к своему сыну, родившемуся вроде бы совсем вчера – а вот ему уже и таблицу умножения пора учить. Так что сейчас сын чувствует себя вполне самостоятельной личностью, и наши с ним отношения, как и было завещано столпами психологической науки, тихо-мирно перетекают от покровительственно-материнских к партнерским.
Собаченька же начала с того, что начисто отказывалась быть собаченькой. Она предпочитала считать себя кошкой – по крайней мере, в плане залезания на вышестоящие поверхности. Самой вожделенной был диван. Просто так Юту никто на телевизионное лежбище не пускал, а ей очень хотелось. Собака внимательно следила за нашими ногами. Стоило кому-то из нас сесть на диван, не закидывая ногу на ногу, Ютик оказывалась тут как тут. Она упиралась спиной в одну ногу, ставила лапы на другую и таким хитрым способом упавшего в расщелину альпиниста медленно, но верно поднималась наверх. А мы монтажники-высотники, да! Диван сдался в полное Ютино пользование.
…Ютка смотрит на меня вопросительно: «Мы чего ждем? Мы ждем, чтобы собачка пала смертью голодных в собственном дворе? Мы, может, уже домой пойдем и накормим наконец растущий организм, а?»
— Ну, пойдем, — соглашаюсь я.
Процедура кормления – тоже вещь занятная. Первая реакция Юты на то, что я обыкновенно кладу ей в миску: «Ну и гадостью у вас тут кормят!» Она нюхает кашу с тушенкой, пару раз кусает содержимое тарелки и уходит из кухни. Спустя минут десять-пятнадцать возвращается и со словами: «А ничего кашка-то!» съедает почти всю тарелку. Остаток бережно хранится пару часов – видимо, на черный день.
Что Ютка готова делать вечно – это объясняться в своей любви ко мне и моему сыну Андрюхе. Лизать все открытые поверхности наших организмов – высшее собачье наслаждение. Но утро – не время для сантиментов, тут бы на работу не опоздать, так что мы ограничиваемся совсем коротким, пятиминутным объяснением в вечной верности.
Рабочий день пролетает стремительно: завод, интервью, еще одно интервью, расшифровка… Не забыть бы за ребенком в школу. «Ты кого привел, это же не наш ребенок?!» — «Какая разница, все равно завтра обратно отводить»… Сын над анекдотом не смеется (эх, жестокие нынче мамы пошли), обдумывает пришедшую в голову мысль.
— Мам, а наша Юта счастливая?
— Наверное, да.
— Совсем-совсем? Счастливый – это ведь когда все твои желания исполняются.
Представляю себе картину – мы до потери пульса гуляем на озере возле дома, три раза в час скармливаем собаке вареную курочку, а по вечерам ужинаем колобашкой сыра «Рокишкио»… И спим вместе с собакой на нашей кровати – так хочет счастливая Юта.
— Нет, сын. Юта просто счастливая, не совсем-совсем.
Ага, не совсем-совсем. Щас. Открыв дверь квартиры, я понимаю, что в родном доме что-то не то. Ютка как сумасшедшая прыгает на всех четырех лапах, и я уже с трудом различаю, где у нее нос, а где обрубыш хвоста – ну так ведь она при каждом приходе людей в нашу квартиру так прыгает. Причем принципиального значения не имеет, знаком ей гость или она видит его впервые в жизни. «Был бы человек хороший», – рассуждает Юта, причисляя к хорошим всех, кто успел встретиться ей на жизненном пути.
Нет, что-то решительно неправильно в моем доме. О Боже! Телевизор работает! Во весь экран очередная мексикано-бразильская Марианна-Адриана заламывает руки и вопит о том, что Хосе-Фернандо подлец…
Но я же выключала телевизор! Точнее, я и не включала его утром! Какой, ко всем хвостам, телевизор, когда ты встаешь на полчаса позднее нормы!
— Юта, — вкрадчиво обращаюсь к девочке.
«Я!» — радостное повиливание обрубышем.
— Уж не ты ли включила телевизор? – боковым зрением замечаю пульт, лежащий на диване.
«Ну, собственно, и не собиралась, — глазки блестят озорным блеском, — так, скучно стало и лапа удачно на пульт попала…»
— Мам, Юта опять как девочка себя ведет? – смеется сын.
Вчера меня встретила Юта накрашенная. Заскучав по маме, собаченька стянула мамину косметичку и разгрызла мамину помаду. Помада размазалась по Ютиным губам, прочно закрепилась на белой шерстке…
— Она губы накрасила! – радостно скакал вокруг красавицы сын.
…После ужина и прогулки Юта смотрит на меня выжидающе. «Может, поиграешь, что-ли? Вот, могу мячик у тебя поотнимать. Мячик не хочешь? А давай шарфик отниму! А еще вот там у тебя такие замечательные старые тапочки лежат… А ты не хочешь мне подарить тапочку?»
— Эх. Ютында, непедагогично это, — размышляю я вслух, — ведь потом начнешь нормальную обувь грызть…
«Ну ма-а-ам, ну пожа-а-алуста!»
— Бери, — вздыхаю я.
Девчонка носится по квартире совершенно счастливая. Как же – такой подарок. Пожалуй, сын был прав – счастьем собаченьку судьба не обделила. В восторге Ютка прыгает на задних лапах и неожиданно… дует под собой лужу.
В гневе мама страшна. Собака с ужасом смотрит на творение, хм, организма своего. Вот сейчас, вот только секунду назад она была так счастлива, ей подарили Старый Тапок (другим собакам за всю жизнь такого подарка не дождаться!), а она, она… сама все испортила! Ведь стелят же ей газетку в прихожей для непредвиденных нужд! Ютка еще раз окидывает взглядом «последствие», понимает, что прощения ей не дождаться никогда. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. И САМА ТЫКАЕТ СЕБЯ НОСОМ В ЛУЖУ!!! От смеха я медленно сползаю по стенке.
«Меня простили?» — в глазах собаки искреннее недоумение.
— Да простила, простила! – смеюсь я.
«Простили!» — ликует собака.
…Ночью она спит неспокойно. Время от времени лапы у Юты подергиваются, будто она
куда-то торопится, а сама собака пофыркивает и попискивает. Собачьи сны, судя по всему, не менее яркие и эмоциональные, чем человеческие. Главное, чтобы они были хорошими.
Автор: Светлана \’Сторона Света\’ Сторожук